Ксения Пархатская: Все равно я не станцую как афроамериканец

Танцовщица и певица Ксения Пархатская стала специальным гостем фестиваля «Jazz May». Перед концертом она рассказала журналистам, зачем петь, танцуя джаз.

– Как случилось, что вы перешли от бальных танцев к джазовым?

– Это произошло не моментально. Около девяти лет я серьезно занималась бальными танцами и безумно это дело любила. Но потом пришел такой момент – кризис, и я решила бросить. Год жила как нормальный человек: ходила в бассейн, гуляла, что-то такое делала. В итоге мне стало жутко скучно, и я снова пошла заниматься хореографией, современным танцем, во всем этом мире варилась. И 18 апреля 2010 – даже помню эту дату – я услышала радио «Эрмитаж». И все – с этого началась моя джазовая любовь.

Кто-то сказал, что у нас в Питере преподают степ-степ-трипл-степ (танцевальная фигура в свинге - прим. ред.). Там был Федор Недотко – это мой первый учитель, который показал, что такое баунс («пружинящая» техника в джазовом танце – прим. ред.), как нужно «уйти в пол», что такое импровизация, что такое свинг. Вскоре после этого я улетела в танцевальный лагерь Herrang в Швеции, с которого 36 лет назад началась история свинга за пределами США. И уже оттуда я начала ездить. Вообще, чтобы научиться линди хопу (свинговый танец - прим. ред.), нужно ездить на свинговые фестивали, линди хоп вечеринки. Сейчас их в мире так много. Я уверена, что в этот выходной где-нибудь проходят несколько свинговых фестивалей.

– То есть джаз-дэнс возрождается?

– Да, это так. В 50-е все загнулось. Фрэнки Мэннинг, которого называют Ambassador of Lindy Hop, – человек, который создал break away (swingout) – самое главное движение в свинге – и все эти трюки – бросил танцы и пошел работать почтальоном. Когда ему из Швеции позвонил Леннарт Вестерлунд (ключевая фигура на европейской свинговой сцене, основатель Herrang Dance Camp - прим. ред.) и попросил к телефону танцора Фрэнки Мэннинга, ему ответили: «Мы не знаем такого. У нас есть только Фрэнки Мэннинг – почтальон». Уже потом его жизнь полностью изменилась, он вернулся в танцевальный мир, потому что все в Европе захотели танцевать.



– Классическая школа не мешала вам занимать джаз-дэнсом?

– Нет, никогда. Стойка, постура (осанка - прим. ред.), повороты – все это только помогало. Был поначалу такой странный момент: всю жизнь – вот так (показывает, как держат себя в бальных танцах, – прим. ред.), а тут все «в пол». Было очень нелепо, неловко, я не знала, как к этому привыкнуть, и как себя красиво в этом ощущать. Но это очень быстро прошло.

Все равно я не танцую как афроамериканец, это психофизика. Невозможно сделать так, как они – у них совершенно другие ноги, другая попа, другая спина. У меня много чего «наверху». А черный джаз – он в животе, внизу.

– Когда вы танцуете джаз – это импровизация или заранее отрепетированная программа? 

– На концерте в Пензе – полная, абсолютнейшая импровизация. У меня были идеи – я сказала музыкантам [квартету Роберта Анчиполовского], что сделаем танцевальными две композиции, которые я знаю – они очень интересные, с ритмическими переходами. И тут, на прогоне, я слышу репертуар и говорю: давайте я буду танцевать под то, что у вас есть. Знаете, это как выкинуть человека посреди океана, чтобы научиться плавать. Именно это заставляет тебя быть более внимательным, не полагаться на паттерны, заученные движения.



– Вы не только танцуете джаз, вы его еще и поете. Как сочетаются эти две ипостаси?

– Все гармонично, это все одно. Я когда преподаю танцы или тренируюсь, я всегда пою то, что я делаю. Это как музыканты. Как Уинтон Марсалис – знаменитый трубач из джазового Линкольн-центра – набирал себе молодых трубачей: они все стоят зажатые, что-то репетируют, выходят на авансцену, а он им говорит: так, отложи трубу и вспомни, что ты хочешь сыграть. Вы видели концерт [пианиста] Даниила Крамера [в ККЗ «Пенза» 21 мая] – было даже слышно, как он пропевает фразы. А если послушать записи [пианиста] Оскара Питерсона... У меня муж – контрабасист. Он, когда играет, я только его сопление и слушаю (смеется). Для танцора, я считаю, тоже это очень важно. Так легче и проще танцевать фигуры.

– Джаз-дэнс у многих ассоциируется с биг-бэндами, свинговой музыкой. Квартет Роберта Анчиполовского играет би-боповую программу, там другой драйв. Эти танцевальные фигуры, о которых вы говорите, работают и в би-бопе?

– Не совсем так. Мы с мужем преподаем курс для танцоров, и там мы проходимся по эрам: эра регтайма, эра свинга и эра би-бопа. Если в регтайме совсем квадратно все и никаких синкоп особенно нет – так чтобы взять и понестись с музыкой, импровизируя, то свинг уже дает больше пространства. Хотя все равно биг-бэнд диктует многое, и можно быстро в голове построить этот пазл. А в би-бопе никто больше не держит форму, все импровизируют, каждый инструмент сходит с ума. И ты тоже не можешь держать форму, и все уже совсем по-другому.